Пепел Клааса - Страница 36

Вот!

Александр поймает нить в эфемерном пространстве рассудка. Шаг за шагом, стежок за стежком станет пробираться он через лабиринт забытья:

«Душа Мира… Я размышлял о Душе Мира, с ней какая-то неразбериха, просто беда. Да! Вспомнил!

Душа Мира странно ведёт себя. Она покидает высшее сословие и разбухает в низшем. Как знать, не выберет ли она себе вскоре иной сосуд помимо человека. Птиц, например… или цветы…»

Дурман рассеется. Даже цветы запахнут по-другому. Серебристой кометой просвистит чайка.

«Чайка? Ночью? С чайками тоже происходят непонятные вещи в последнее время. Они словно хотят подать сигнал, только их не понимают. Или намеренно не обращают внимание. Вдруг Душа Мира перейдёт в чаек? Люди обратятся в животных, а чайки произведут на свет богов?

С позиций Предания – полная нелепость. А деградация Посвящённых – не нелепость? А просветление зелёных? А происшедшее только что?»

Александр не сможет достоверно вспомнить, что именно с ним происходило всего сотней ударов сердца ранее, в память врежутся лишь расхлёстанные образы, душа, оплодотворённая новым и неведомым, вдруг отяжелеет. Вспомнится гипотеза Альфонса.

Начикет предложит Александру в качестве упражнения созерцать альфонсову идею. Тот повинуется, хотя задание учителя вызовет у него удивление и досаду. Только в ночь на библиотечной террасе поймет он, как высоко ценит его Начикет. Он не отправит своего воспитанника по проторенной дороге. Вместо созерцания Мировой Души и Тела Мира он поведёт его зыбкой тропой эксперимента, тропой бунтарства.

Двенадцатью эпохами ранее Альфонс выскажет догадку, которая будет отвергнута с удивительным единодушием. С тех пор среди лиловых плащей будет считаться хорошим тоном ссылаться на учение Альфонса как на пример пагубного разрыва с Преданием. Из Посвящённых лишь Начикет станет исключением. Он хоть и не согласится с новой доктриной, но будет считать Альфонса величайшим из рождённых Душою Мира.

Альфонс вообще отвергнет представление о Мировой Душе. Он станет утверждать существование лишь отдельного человека. Мир по Альфонсу – творение единичного сознания. Рождаясь, человек создает свой мир, умирая – разрушает или преображает его. Если верить Альфонсу, Тело Мира, равно как и Мировая Душа суть иллюзии, возникающие в результате негласного сговора между людьми, которые пожелали творить единообразную вселенную вместо миллиардов отдельных миров. Альфонс объяснит подобное стремление к скученности неразвитостью творческого начала.

– Даже при нынешнем оскудении духа, – скажет мудрец, – человек в состоянии влиять на всё то, что, по недоразумению, именуется Телом Мира. Посвящённый способен вызвать дождь и ветер, туман и множество других явлений. Значит, возможно творить бытие как таковое.

На вопросы простолюдинов, почему мол он не летает, не воздвигает горы, не иссушает океан, Альфонс ответит:

– Я творю всё это в моём мире, но бессилен преодолеть общественный за́говор и переделать мир нынешний. Нет силы помимо сознания человека, и сила эта непреодолима!

Альфонс так и не объяснит, откуда берётся сам человек и куда исчезает. Предание напротив, даст ясный ответ всякому вопрошающему: человек, как и всё живое, появляется от соединения частиц Мировой Души и Тела Мира, и, умирая, в них же растворяется.

Александр взглянет на цветы. Ощетинившиеся иглами стебли будут по-прежнему преграждать путь в библиотеку. Он подойдёт к ним вплотную. Растительное тело утратит непроницаемость: стебель словно русло реки несёт влагу к листьям; разветвляясь на множество капилляров, поток орошает едва заметные глазу поля; у каждого такого многогранника своя судьба; подобно тому как перед взором моряков, возвращающихся из дальнего плавания, Город сначала вырисовывается на горизонте непреступным трехъярусным монолитом, так и цветок кажется издалека единым телом; лишь приблизившись к тому и другому, можно разглядеть в простой форме сложную и крайне уязвимую организацию.

«Главное масштаб! – обрадуется Александр, – продолжая всматриваться в цветок, разлагая вегетативную цивилизацию на всё более мелкие составляющие. Наконец он окажется среди бескрайнего пространства, наполненного стремительным движением. Атомы понесутся с огромной скоростью по просторам мироздания. Микроскопические звёзды не будут безразличны к Александру – он сможет направлять их траектории, ускорять или замедлять движение. Невидимый но ощутимый, точно гигантский эфирный бог, двинется он через разверзшуюся вселенную. Он не сумел бы объяснить переживаемое, но в момент наивысшего восторга Александр ясно осознает свою бесконечную творческую власть.

И вот, растительная галактика позади. Александр вернёт реальности привычный масштаб. Цветочная стража будет по-прежнему охранять вход, однако он окажется теперь по другую сторону её, он пройдёт сквозь смертоносные шипы и останется цел.

Внимание его привлечёт необычайно пряный аромат цветов, доносящийся из библиотеки. За оранжереей будет следить Юлия, с любовью пестуя каждое растение. Даже если бы цветы не были предназначены для хранения мыслей её отца, Юлия и тогда бы ухаживала за ними с не меньшим усердием. Цветы станут её жизнью.

Цветочным благоуханием Начикет подаст Александру знак своего незримого присутствия. Учитель снова поведёт его по обрывистому кряжу познания. Наставник будет следить за каждым его шагом, направлять к единственной и неизбежной развязке. Александр почувствует его улыбку.

«Ну, конечно, – обрадуется он. – следовало бы догадаться. Начикет задержался, потому что Юлия преподнесла ему новый сорт цветов. Долгожданный, способный хранить не только зрительные образы и звучащее слово, но и чистую мысль!»