Пепел Клааса - Страница 91

Клаас откидывается на спинку кресла, закрывает глаза:

– Вот тогда я стал задумываться о политике. Понять хочу, как работает система.

– Да, система, системы… – Сергей Павлович садится на своё место. – Вот смотрите. Родились мы в России. Что с нами делают? Нас сразу же шлифуют под систему. Детский сад – система, школа – система, про армию я вообще не говорю, оттуда никто душевно здоровым не выходит. Ну а дальше в нас усиленно холопство поддерживают. Нужно тебе за квартиру заплатить – три часа на жаре или в холоде будешь стоять в очереди. Нужно машину на учёт поставить – то же самое. Нас постоянно дрессируют – как собак, как лошадей в цирке. Всю жизнь в очередях, пресмыкаешься перед чиновниками, клянчишь какие-то справки, даёшь взятки за каждую мелочь, унижаешься, раболепствуешь, озираешься, боишься!

Что ж тут удивительного. Мы уже готовы ко всему. Нам только скажи «Ап!» – и вот мы герои или преступники. Я уверен, что власть предержащие умышленно воспитывают так народ. Хоть Джеймсу и претят теории заговора, но, позвольте, что же это такое, если не заговор? С целой страной проделывают эксперименты, наподобие тех, что СС проводили в концлагерях. Сегодня ты закапываешь меня наполовину, а завтра я закапываю тебя.

Но всё же, как я уже говорил Эдуарду сегодня, в нас чудом сохраняется человечность. Просто чудом, потому что в обществе предпосылок к человечности не видно. К тому же, не у нас эта дрессировочная машина изобретена. Её изобрели на Западе, а мы, как всегда, позаимствовали и приспособили под свои нужды довольно карикатурно. В этой машине главное, чтобы маленький человек мнил себя свободным и за всё ответственным. А у нас ничего такого нет. Мы не чувствуем себя свободными, зато и виним во всех бедах не себя, а «верхи». В этом коренное отличие нашей системы от западной. Там всё происходит как бы само собой – конкуренция, бизнес, ничего личного. Западная тирания – это институт. А у нас тирания всегда личностно окрашена. Наш деспотизм всегда с человеческим лицом. Может от того и мы более человечно ему противостоим, хотя и не добиваемся ничего. Но по сути… По сути одно и то же.

– Вы хоть это осознаёте, Сергей Павлович, – срывается Осиртовский. – Следовательно, Вы и в этой рабской стране человек более свободный, чем многие соотечественники Джеймса, не в обиду ему будет сказано. Мой отец прошел нацистские концлагеря и ГУЛАГ. Так вот, он мне говорил, что чувствовал там себя свободней, чем на воле: терять нечего, цепляться не за что, верить некому. Он смотрел правде в глаза и жил от звонка до звонка. Тут же, – профессор машет рукой в досаде, – Что скажет тот, да что подумает этот… И хочется верить-то, Вы понимаете, хочется. Я бы Путину верил с удовольствием, да не могу. Вижу его насквозь. А они, – Осиртовский энергично кивает в сторону американца, – могут!

– Позвольте, – от удивления глаза Джеймса округляются. – Я Путину не верю. Я видел, что они делают в Чечне, и мне очень понятно то, о чём говорит Эдуард.

– Я не про Путина! Что вам ему верить, он же не ваш президент. У вас свой Путин сидит в Белом Доме, и ему вы верите. Верите СМИ, у вас ещё получается. Поймите, Джеймс, Вы не пережили крах системы. Вот случись у вас Перестройка, и окажется, что добрая половина независимых журналистов и неподкупных политиков – цэрэушные крысы.

– Вы это серьёзно?

Осиртовский приподнимается, чтобы выдать новую тираду, как вдруг раздаётся негромкий голос Аднана:

– Ай ай ай, и это говорят люди, чьи народы повелевали миром! – Сириец обводит присутствующих каким-то странным взглядом, словно он увидел плезиозавра в ванной. – Вы – мои друзья, я буду с вами откровенен. Оглянитесь вокруг. Вы думаете, что решаете мировые проблемы, хотя эти проблемы беспокоят только вас. Вы изобретаете велосипед, хотя он уже давно изобретён и пришёл в негодность. Вы похожи на детей, которые построили себе балаган из досок старого дома, и думаете, что до вас люди никогда не имели крыши над головой. Сколько гордости, сколько самоуверенности!

Вы думаете, что несёте цивилизацию нам, дикарям, не знаете, как нас, глупых, просветить, чтобы мы вас не взрывали, как привить нам религиозную терпимость, как заставить нас признать права женщин, как вытравить из нас антисемитизм. Посмотрите на развалины дома, из которого вы выломали доски для своего балагана! Вы не над теми вопросами бьётесь. Всё, что вы называете «западными ценностями» у нас было, но мы это потеряли. Вот о чём вам надо беспокоиться. Посмотрите, что случилось с нами и подумайте о собственном будущем.

– Я далёк от того, чтобы считать мусульман дикарями, – улыбается Джеймс доверительно, – но я не слышал о либеральных ценностях в исламе. Религиозная терпимость, права женщин, сексуальных меньшинств, антисемитизм – всё это реальные проблемы, разве нет?

– Как я долго ждал, когда же речь, наконец, зайдет о сексуальных меньшинствах и правах женщин! – взрывается хохотом Осиртовский. – Хорошо, среди нас нет французов, а то вся геополитика свелась бы к эротике.

– Которая, смею Вас уверить, играет не последнюю роль в политике, – замечает Сергей Павлович с несколько наигранным озорством.

– Так что же насчёт ислама? – в голосе Джеймса сквозит раздражение.

– В одиннадцатом веке по вашему летоисчислению, – начинает Аднан, которого выпады Сергея Павловича и Осиртовского оставили, казалось, совершенно равнодушным, – когда на Западе ни один философ не мог даже усомниться в христианской догме, сирийский поэт Абу-л-Ала-Маарри говорил: «Все они заблуждаются – мусульмане, христиане, иудеи и маги. Есть два вида людей на земле: одни с умом да без религии, другие религиозные, да без ума». Вот вам и светское мышление! В мусульманской Кордове Валлада проводила литературные салоны, где помимо поэзии занимались анализом сновидений, до рождения Фрейда оставалось восемь веков. В её салоне обсуждали значение ислама для мужчин, женщин и гермафродитов. В девятом веке в Багдаде при халифе аль-Маммун открылся первый в мире университет. Мусульмане, христиане и иудеи вместе переводили труды античных философов. И ваша хвалёная западная философия ещё долго бы не появилась на свет без арабских переводов Аристотеля. Теперь антисемитизм. Испанию мусульмане покорили только благодаря помощи иудеев, которых преследовали европейцы. Евреи умоляли мусульман прийти на Иберийский полуостров и освободить их от христианского ига. Без евреев не обходилось ни одно исламское правительство в те времена. Банкиры, дипломаты, военачальники – каких только постов не занимали евреи в халифате. Возьмите хоть Шмуэля ха-Нагида; он возглавлял правительство при двух мусульманских правителях Испании, был раввином и успевал писать стихи. Давид Бен Гурион изучал арабский, чтобы читать Маймонида в подлиннике, потому что Маймонид писал в основном не на арамейском, и должен Вас огорчить, Джеймс, не на английском, а на арабском языке. Вы не изобрели ни свободу, ни терпимость, ни науку, вы просто привели всё это в новую систему и дали свои названия. Но вы всё потеряете, если повторите наши ошибки, а вы их уже повторяете.